Основой социальной структуры у нотозерских и сонгельских лопарей была община — сыййт (sijjt). Ее главными признаками были: (общее зимнее поселение и общие промысловые угодия), общность хозяйственно-экономической и духовной жизни, существование определенной внутренней структуры и базовых элементов общинного уклада.
Община у лопарей совпадала с принадлежавшей ей территорией родовых угодий (погост). Это, в частности, отражалось в том, что и община, и погост назывались — сыййт. В сыййт могли входить несколько поселений (стойбищ) одного погоста. Размеры общины колебались от 60-70 до 200-300 человек. Для сыййта характерен постоянный состав жителей, хотя он и был при этом открытой социальной структурой, допускавшей внедрение в неё новых членов. Основными подразделениями сыййта были семьи, а также временные и постоянные производственные коллективы, объединявшиеся как по территориальному, так и по родственному признаку. Взаимоотношения его членов были основаны на взаимопомощи и кооперации.
Территория каждого погоста состояла из угодий, представлявших основу традиционного комплексного хозяйства. В угодья входили: сёмужьи тони, озера, лесные массивы, охотничьи территории, оленьи пастбища. Своеобразным центром всей этой территории был зимний погост (таллъв-сыййт), в котором лопари жили с декабря по апрель. В остальную часть года община распадалась на группы семей, совершавшие небольшие перекочевки по традиционно сложившемуся маршруту. В ядро совместно кочевавшей группы входили несколько родственных «братских семей». Сыййт располагал в пределах своей промысловой территории общины разветвленной сетью сезонных мест (чёххч-сайй — доел, «осеннее место»). В наследственном владении одной или нескольких семей могло быть 4-5 сезонных мест. «Вечно, как смена времен года, движение по кругу лопарского народа», — писал И. Маннинен (Manninen, 1932. S. 287). Архаичная модель функционирования лопарской общины сохранялось вплоть до 1920-х годов. Население сыййта то расходилось по промысловым угодьям, то собиралось вместе.
Важнейшими отличительными признаками модели сыййта нотозерских и сонгельских лопарей были существование стабильных поселений-стойбищ двух типов (зимнего и летнего), а также короткие переходы между сезонными промысловыми местами. Переходы были ориентированы на традиционные пути передвижения оленей, но не выходили за пределы зоны обитания «лесных» лопарей. Временем перекочевки между стойбищами были конец апреля — начало мая.
Территориальность была одним из основных признаков сыййта. Границы земель каждого погоста были хорошо известны всем соседям. Ими служили возвышенности, крупные реки, общеизвестные ориентиры на местности, а также пустыри без ягельного покрова. Сыййт имел исключительное право на использование природных ресурсов своих угодий. Поэтому, «несмотря на любовь к скитаниям, лопари редко выходили за границы владений погоста..., да и то только во время поисков своих оленей, носящих хозяйскую тамгу».
«В лопарских селениях семужьи угодья представляли общинную собственность и находились в пользовании всего погоста. Общинная собственность на семужьи угодья сочеталась при этом с регулярными переделами тоней (тонь — место на реке или озере, где можно результативно поставить рыболовные сети). При промысле сёмги заборами
права на места и орудия лова принадлежали общине, а распределение улова шло с учетом «долей», принадлежавших каждой семье погоста.Озера находились в пользовании семей или семейно-родственных групп. Право пользования местами лова на них передавалось по наследству, и в передел они не поступали. Однако на священных, по представлению лопарей, озерах промысел рыбы можно было вести «только в определенные дни года и только путем общественной путины».
Общинная собственность на охотничьи угодья была обусловлена значительной ролью в прошлом загонной охоты на дикого оленя с использованием изгородей и ям-ловушек или силков. Такая охота затрагивала интересы всего погоста, и в ней, как правило, принимало участие все его мужское население. Коллективной была также охота на волка, медведя и на бобра. В то же время, часть охотничьих угодий выделялась в семейное пользование, что было связано с индивидуальной охотой и значимостью промысла пушнины.
Во второй половине XIX — начале XX в. в пользовании сыййта были и оленьи пастбища. В оленеводстве существовали глубокие традиции кооперации как между членами одной общины, так и между соседними погостами. Вольный выпас оленей — характерная особенность оленеводческой системы лопарей — был возможен только при наличии полной согласованности между отдельными селениями, добрососедских отношений между ними и известной коллективной ответственности за свободно гуляющие стада. Находка оленя, принадлежавшего члену своего сыййта, не вознаграждалась, а за оленя из другого погоста получали от его хозяев плату в 1 руб. (1900-е годы). Олени из стада отдаленных погостов могли рассматриваться как дикие, следовательно, и как возможный объект охоты.
Важную роль во внутриобщинной жизни сыййта и в регулировании отношений с другими сыййтами и представителями (органами) русской администрации играл сход (сходт, собэр, суййм, norros). В сходе обычно принимало участие все мужское население, но правом решающего голоса обладали только главы семей, т.е. «лопари, имеющие вежу или тупу». Особое влияние на решение дел оказывали «наиболее старые и наиболее уважаемые лопари». В компетенцию схода входили прежде всего важные вопросы хозяйственного характера: регулирование пользования промысловыми угодьями, перераспределение семужьих Тонь — место на реке или озере, где можно результативно поставить рыболовные сети между семьями, строительство рыболовных заколов, соблюдение территориальных интересов сыййта, а также рассмотрение вопросов, касающихся семейной жизни: раздел наследства, изменение тамг, адоптация приемных детей. В случае конфликтов, краж, присвоения чужих оленей собрание выступало как судебный орган. Возложенные на сыййт податные обязательства также обсуждались на сходе. Есть также свидетельства о существовании элементов общинного культа и общинных праздников. Так, А. Генетц приводит описание жертвоприношения оленя у лопарей около камней-сейдов (sijte-taippe) с участием всех жителей стойбища. В описываемой им церемонии жертвоприношения в 1874 г. принимали участие все мужчины и некоторые старые женщины сыййта. Вдали от селения на пустынных склонах горы были выстроены два лопарских жилища, чтобы проводить здесь ночи в период жертвоприношений. Для жертвоприношений были предназначены 12 оленей, которых убивали по одному в день. Шкура каждого оленя «надевалась на деревянные козлы», которые ставили в лесу. Жертвоприношения проводились обычно зимой, после Рождества. Жертвенное место липтэ-сайй находилось обычно вблизи оленьих изгородей. Жертвенного оленя съедали совместно все участники жертвоприношения. Общественное жертвоприношение покровительнице домашних оленей Ра-зиайке совершалось, по одним сведениям, осенью , по другим — около Троицы, а по третьим в Егорьев день (23.04/6.05), «когда домашний олень бывает именинником». Лопари всем обществом выезжали в тундру на высокую сопку, где обычно собираются олени, строили вежу (куэдтъ) и приносили жертву. «Весь ритуал совершали особые знающие люди, так называемые пастухи.
На осенний олений праздник все мужчины на лодках отправлялись на Олений остров, складывая там в пещере привезенные с собой оленьи рога. По рассказам стариков, на острове устраивали состязания «молодых лопарей, которые выходили на бой голыми, с оленьими рогами на голове. Победитель получал в награду самую красивую девушку».
Лопари выбирали лучшего целоухого оленя, на котором еще никто не ездил, и приносили его в жертву сейду (священному камню), на жертвенном месте лuhтэ-пajjк, приблизительно в версте от погоста. Варили его в общем котле и «ели мясо всем обществом»,
Понятие родства выражается заимствованным из русского языка словом «родт», которое обозначает у лопарей достаточно широкий круг родственников, как по отцовской, так и по материнской линии. Весьма показательно в этом плане свидетельство Н.Н. Харузина: «Среди лопарей под словом родство (рооть) подразумеваются все решительно лица, соединенные друг с другом родственными связями, без различия, будет ли это кровное или молочное родство». Таким образом, лопарский родт — это круг родственников (родня).
У лопарей жёсткое предписание брака отсутствовало, но были запреты на браки с родственниками, как со стороны отца, так и со стороны матери. Действенность этого табу поддерживалась определенными этическими установками. Например, считалось, что в случае их нарушения и заключения брака с более близкими родственниками «какая-то из сторон вымрет, «не повезёт!».
Браки с однофамильцами специально не запрещались и, судя по данным метрических книг, практиковались довольно часто. Из изученных 1115 браков 90 (или 8%) были заключены между представителями одной фамилии. По мнению старшего поколения лопарей, запрещалось выходить замуж за двоюродных, «а там уже можно». «Браки с представителями одной фамилии не запрещались, хоть и родня».
Проведенный анализ архивных материалов XIX — начала XX в. свидетельствует, что лопари совершали браки не обязательно в рамках своего погоста, наоборот, чем крупнее был погост, тем больше браков совершалось с лопарями из других погостов.
Так, было заключено всего браков нотозерскими лопарями в рамках своего погоста — 58 из 109, а сонгельскими — 32 из 61.
Можно отметить традиционные брачные связи между Нотозерским, Бабинским и Экостровским погостами. Сонгельцы чаще вступали в браки с лопарями Печенгского, Пазрецкого, Нявдемского (отошел к Норвегии в 1826г.) и Мотовского погостов.
Иногда складывались «союзы двух погостов», интенсивные брачные связи которых накладывались на традиционные соседско-производственные отношения. В таких отношениях были, например, Сонгельский и Нотозерский погосты. Так, например, в совместном пользовании сонгельских и нотозерских лопарей находились сёмужный закол на большом пороге р. Туломы, обширные охотничьи угодья на дикого северного оленя между верховьями рек Лотта, Нота, Явр. На формирование таких «союзов» оказывали влияние и территориальная близость погостов, и личностные отношения, а также уже существующие отношения родства.
В конце XIX — начале XXв. для лопарей были характерны как малые (нуклеарные) семьи, так и семьи расширенного типа (или неразделенные). Так, например, средняя численность малой семьи в Нотозере составляла 5,2 человека, в Сонгельском погосте — 6,4 человека.
В Нотозерском погосте c к началу XXв. были распространены преимущественно неразделённые (расширенные) семьи, что составляло от 40 до 60% всех семей. Среди них преобладали семьи расширенного типа с прямой линией родства брачных пар. Большая семья называлась шурр пирас. В ней, как правило, главенствовал отец, а в братской семье — старший брат. Братская семья в основном была двухпоколенной, а отцовская — трехпоколенной. Известны достаточно крупные семьи, численностью до 20 человек обоего пола, например, Осиповы в Нотозере.
Интересно, что лопарь всегда говорил о своей жене «он» и никогда «она». Возможно, что это отголоски матриархата, существовавшего у лопарей ещё 4 тыс.лет назад.
Большая семья представляла собой единый промысловый и хозяйственный коллектив, в общем владении которого находились промысловые угодья, жилища, лодки, невод и т.д. Можно привести несколько конкретных примеров. Так, в 1920-е годы в отцовской семье Яковлевых (Кильдинский погост), состоявшей из родителей и двух женатых сыновей, хозяйство велось совместно, пища варилась в одном котле, при этом существовало распределение работ: «пол семьи сёмгу ловят, остальные с оленями на озеро». Другой пример — братская семья Коньковых, где главой был старший брат — A.M. Коньков. У Коньковых летнее стойбище у Колозеро, известное так же, как Абрамовка, сёмужья тоня Вылдэк-кйннт на берегу р. Колы и летнее пастбище Куад-тунтэр использовались совместно. Жилище же на месте промысла у каждой из брачных пар было свое: «Мы, Коньковы, жили чум в чум, за весну в трех местах чум меняли, как важенки ягель». В ряде случаев коллективная собственность сохранялась и при распаде большой семьи. Так, семья С.К. Осипова (Нотозеро) после его смерти разделилась. При этом 6 его сыновей оставили в общем владении места рыбного промысла и невод, «рыбачили обычно вместе, а улов делили поровну».
Лопарская семья была владельцем всего оленьего стада, но в нем обычно выделялись олени, принадлежавшие отдельным членам семьи.
Одним из традиционных путей приобретения личного имущества были дарения, приуроченные к наиболее важным моментам в жизни человека: рождению, крещению, появлению первого зуба. Принадлежавшие девушке олени выделялись первоначально в стаде ее родителей, а после замужества — в стаде ее супруга и маркировались ее личной тамгой. Такие олени назывались «бессмертными» в соответствии с требованиями, «чтоб число оленей всегда цело было». При расторжении брака женщина сохраняла права на таких оленей и вместе с ними возвращалась в дом родителей. Б. Коллиндер справедливо рассматривает четкое выделение оленей замужней женщины в её общем с мужем стаде, как свидетельство ее относительно независимого положения. Личным имуществом считались также предметы, созданные индивидуальным трудом.
У лопарей в конце XIX — начале XX в. продолжал действовать полный комплекс социальных связей и отношений по обеспечению территориальной целостности общины и взаимодействию с русской администрацией, соседских и межличностных, который и обеспечивал полнокровную жизнедеятельность лопарей нотозерского прихода.
В реках ловят сёмгу посредством заборов. Для сего выбирают узкое и неглубокое место реки, где вколачивают несколько свай по всей ее ширине, к коим приставляют щиты из тонких жердей. В нескольких местах, смотря по ширине реки, в заборе делаются полые места, в которые вставляется нерша, или мережа, связанная из тонких прутьев; отверстие нерши обращено вниз по течению; но чтобы сёмга не перепрыгивала чрез забор, рыбаки делают оный выше горизонта воды на сажень и более. Рыба, поднимающаяся по реке; подойдя к забору, ищет отверстие, и попадает в нершу, где и остается добычею рыбаков. Нерши осматривают обыкновенно два раза в сутки, и случается что за раз вынимают по сту рыб и более. Промысел на заборах продолжается с начала Мая до глубокой осени. На реке Туломе забор поставлен под падуном, и загораживает только один рукав реки. В лучшие годы попадает в оный более 11/2 т. пудов семги, а один из Колян платит за сию реку Лопа[36]рям Нотозерского погоста только 700 рублей в год, с тем, чтобы они и работали при сем промысле. Самая крупная семга, ловимая на Лапландском берегу, весит от 50 до 70 фунтов. Пуд свежей на месте продается от 1 до 2 рублей. Но ловимая в реках, впадающих в Белое море и по Терскому берегу, почитается лучше Лапландской, и потому ценится выше. В 1826 году из Поноя продано семги на 40 т. руб.; а из Варзухи почти на 60 т.